Направление подготовки: 41.04.04 Политология
Профиль: Международная политика
Основной задачей программы Political Science and International Relations является подготовка профессиональных политологов-международников и специалистов в области современной глобальной политики в соответствии с лучшими мировыми стандартами по программам, валидированным Университетом Манчестера (Великобритания).
Вы получите доступ к уникальным информационным ресурсам по политической науке, которых нет больше нигде в России. Библиотека Московской Школы содержит богатейшую коллекцию книг, представляющую оксфордский учебно-методический комплекс по теории международных отношений.
Пользуясь библиотечным фондами, получая индивидуальные консультации преподавателей, вы будете читать ту же литературу и исследовать те самые же проблемы, которые сегодня актуальны для ваших коллег в Великобритании, США и других странах Запада.
Освоите престижную профессию, которая востребована в международном корпоративном бизнесе, информационно-аналитической, академической и общественно-политической сферах профессиональной деятельности.
Получите возможность пройти практику и стажировку в авторитетных российских и зарубежных международных организациях.
Доведете свой английский до совершенства.
Получите европейскую ученую степень, не выезжая за пределы России. Выпускники программы получают два диплома – британский Master of Arts in Political Science and International Relations и российский о профессиональной переподготовке по специальности «Международная политика».
Сможете найти работу или улучшить существующую карьерную позицию в крупной компании или общественной организации.
Повысите свой статус в академическом сообществе и сможете претендовать на продолжение научной карьеры за рубежом.
Сферы карьерной реализации наших выпускников:
Работа профессиональными аналитиками и экспертами в крупных международных корпорациях, которым по роду своей деятельности необходимо общаться с государством и общественными организациями, вести корпоративные социальные проекты и т.п.
PR- и маркетинговая деятельность в крупных международных компаниях, ведущих свой бизнес в разных странах с разными культурными особенностями.
Работа в российских и международных общественных организациях.
Научная карьера в крупнейших российских и зарубежных университетах.
Журналистская карьера, в том числе сотрудничество с ведущими мировыми СМИ.
Программа Political Science and International Relations адресована как российским гражданам, так и иностранцам, владеющим русским и английским языком, желающим учиться в британской магистратуре по международной политике.
C точки зрения системного подхода к образованию, строго соблюдаемых британских правил организации учебного процесса, библиотечных ресурсов и преподавательских кадров программа Political Science and International Relations не имеет аналогов в России.
Array
(
[ID] => 4
[~ID] => 4
[TIMESTAMP_X] => 13.09.2012 14:55:43
[~TIMESTAMP_X] => 13.09.2012 14:55:43
[IBLOCK_TYPE_ID] => content
[~IBLOCK_TYPE_ID] => content
[LID] => s1
[~LID] => s1
[CODE] => news
[~CODE] => news
[NAME] => Новости
[~NAME] => Новости
[ACTIVE] => Y
[~ACTIVE] => Y
[SORT] => 500
[~SORT] => 500
[LIST_PAGE_URL] => #SITE_DIR#/about/news/
[~LIST_PAGE_URL] => #SITE_DIR#/about/news/
[DETAIL_PAGE_URL] => #SITE_DIR#/about/news/#ID#/
[~DETAIL_PAGE_URL] => #SITE_DIR#/about/news/#ID#/
[SECTION_PAGE_URL] => #SITE_DIR#/about/news/
[~SECTION_PAGE_URL] => #SITE_DIR#/about/news/
[PICTURE] =>
[~PICTURE] =>
[DESCRIPTION] =>
[~DESCRIPTION] =>
[DESCRIPTION_TYPE] => text
[~DESCRIPTION_TYPE] => text
[RSS_TTL] => 24
[~RSS_TTL] => 24
[RSS_ACTIVE] => Y
[~RSS_ACTIVE] => Y
[RSS_FILE_ACTIVE] => N
[~RSS_FILE_ACTIVE] => N
[RSS_FILE_LIMIT] =>
[~RSS_FILE_LIMIT] =>
[RSS_FILE_DAYS] =>
[~RSS_FILE_DAYS] =>
[RSS_YANDEX_ACTIVE] => N
[~RSS_YANDEX_ACTIVE] => N
[XML_ID] => 4
[~XML_ID] => 4
[TMP_ID] =>
[~TMP_ID] =>
[INDEX_ELEMENT] => Y
[~INDEX_ELEMENT] => Y
[INDEX_SECTION] => Y
[~INDEX_SECTION] => Y
[WORKFLOW] => N
[~WORKFLOW] => N
[BIZPROC] => N
[~BIZPROC] => N
[SECTION_CHOOSER] => L
[~SECTION_CHOOSER] => L
[LIST_MODE] =>
[~LIST_MODE] =>
[RIGHTS_MODE] => S
[~RIGHTS_MODE] => S
[VERSION] => 1
[~VERSION] => 1
[LAST_CONV_ELEMENT] => 0
[~LAST_CONV_ELEMENT] => 0
[SOCNET_GROUP_ID] =>
[~SOCNET_GROUP_ID] =>
[EDIT_FILE_BEFORE] =>
[~EDIT_FILE_BEFORE] =>
[EDIT_FILE_AFTER] =>
[~EDIT_FILE_AFTER] =>
[SECTIONS_NAME] => Разделы
[~SECTIONS_NAME] => Разделы
[SECTION_NAME] => Раздел
[~SECTION_NAME] => Раздел
[ELEMENTS_NAME] => Элементы
[~ELEMENTS_NAME] => Элементы
[ELEMENT_NAME] => Элемент
[~ELEMENT_NAME] => Элемент
[SECTION_PROPERTY] =>
[~SECTION_PROPERTY] =>
[EXTERNAL_ID] => 4
[~EXTERNAL_ID] => 4
[LANG_DIR] => /
[~LANG_DIR] => /
[SERVER_NAME] =>
[~SERVER_NAME] =>
[USER_HAVE_ACCESS] => 1
[SECTION] =>
[ITEMS] => Array
(
[0] => Array
(
[ID] => 4530
[~ID] => 4530
[IBLOCK_ID] => 4
[~IBLOCK_ID] => 4
[IBLOCK_SECTION_ID] =>
[~IBLOCK_SECTION_ID] =>
[NAME] => «В Шанинке нельзя выучить, а на следующий день забыть». Лучший студент бакалавриата 2019 Алина Петрова — об учёбе на «Мировой политике» в Шанинке
[~NAME] => «В Шанинке нельзя выучить, а на следующий день забыть». Лучший студент бакалавриата 2019 Алина Петрова — об учёбе на «Мировой политике» в Шанинке
[ACTIVE_FROM] => 14.12.2019
[~ACTIVE_FROM] => 14.12.2019
[DETAIL_PAGE_URL] => /about/news/4530/
[~DETAIL_PAGE_URL] => /about/news/4530/
[DETAIL_TEXT] =>
На минувшей церемонии вручения дипломов преподаватели и деканы МВШСЭН назвали выпускницу программы «Мировая политика» Алину Петрову лучшей студенткой на потоке.
Выяснили у Алины, как этого добиться, где жить во время зарубежных стажировок, чем отличаются студенты Шанинки, сумевшие удержаться в университете после 2 курса, и что могут сказать о стране патриотические концерты в День России.
— Итак, для тех, кто только начинает учиться в Шанинке: что нужно сделать, чтобы стать лучшим бакалавром?
Мне кажется, я не делала ничего специального — писала эссе на темы, которые мне были интересны, выполняла ДЗ. Так сложилось, что меня хорошо оценивали, и это давало стимул делать что-то дальше. И я очень тронута тем, что меня наградили такой статусной штукой за то, что я делаю обычно.
Когда мы стали учиться в Шанинке на 2 курсе (первый год мы провели на программе Liberal Arts в РАНХиГС, общей для всех специальностей британского бакалавриата), мне казалось, я далеко на самая сильная — в группе были очень талантливые и целеустремлённые ребята гораздо сильнее и трудоспособнее меня.
Это был такой переломный этап — казалось, что ты студент по-новой: нужно было ломать себя, подстраивать под манчестерский стандарт, под академическую реальность. Мне это давалось тяжело, особенно когда те, с кем я общалась больше всего, решили поменять специальность. Я тогда не была уверена, правильно ли поступила, и вообще тяжело, а тут меня ещё все бросили. Так что первый год в Шанинке прошёл тяжело, а потом дело пошло — и вот я лучший слушатель.
Мне кажется, в итоге мне просто повезло, потому что, пока я училась, лучшей я себя совсем не ощущала.
— Но есть же, наверное, формальные критерии..?
Есть, конечно: средний балл не ниже 75, без троек и пр. Плюс оценивается class presentation, внеучебная деятельность. У нас на потоке было всего две специальности — «Мировая политика» и «Менеджмент креативных проектов». Вместе нас училось человек 15 в общей сложности — к 4 курсу осталось 12. Так что выбор у преподавателей был не особенно большой.
— Многие из тех, кто интересуется учёбой в Шанинке, переживают, что они со своим школьным английским не смогут поступить или им будет сложно потом учиться. Расскажи о своём погружении в обучение на английском, каким ты его помнишь.
Это тяжело. Одно дело читать тексты для IELTS, другое — читать Гоббса в оригинале. То есть нужен какой-то навык, привычка высматривать в тексте нужную информацию. Это трудно даётся до тех пор, пока не понимаешь, как в принципе устроен академический текст. В этом плане очень помогает курс академического письма.
В целом, нам повезло с преподавателями по английскому — так или иначе, мы выходили от них с каким-то новым навыком, который здорово потом помогал. То же академическое письмо тяжело давалось всей группе. Но мы эту структуру написания запомнили так, что теперь любой текст — даже русский — автоматически проверяем по ней.
— Ну, то есть ты учишься как-то излагать свои мысли или просто расширяешь словарный запас?
Одно связано с другим. Как только понимаешь, как это работает, автоматически начинаешь думать иначе. А как только это происходит, и писать сразу легче, и учиться интереснее, потому что языковой барьер пройден, и все оказываются как бы в одной среде.
«Обучение на английском — это тяжело. Одно дело читать тексты для IELTS, другое — Гоббса в оригинале»
— Допустим, я поступаю в Шанинку. И мне говорят, что академическое чтение или письмо очень поможет мне в плане языка. А я вообще не представляю, что это такое. Можно в нескольких словах объяснить, что это?
Это как физкультура, только для мозга. Надо регулярно заставлять себя говорить по-другому. В каком-то смысле это изучение языка — русского в том числе: академическое чтение у нас было не только по-английски, но и по-русски. Научиться говорить по-научному и в принципе строить свою мысль так, чтобы она была понятна читателю, а не только тебе одному — это то, что получается после курсов академического чтения и письма.
Ты хорошо знаешь язык тогда, когда можешь структурированно выражаться на нём. У меня всегда был сильный английский, но в Шанинке он стал совсем хорошим.
— Поэтому ты захотела выучить ещё арабский язык и фарси...
Это моя большая и недоступная любовь. Так сложилось, что языки, на которых мне хочется разговаривать, я, наверное, выучу нескоро. Потому что больше они никому не нужны. Это арабский, фарси и хинди.
Как могу, я их своими силами осваиваю, но всё упирается в вопрос «Зачем?». Мои преподаватели, родственники и друзья говорят, что любой язык нужен для чего-то, язык — это инструмент, его нужно использовать. Я согласна с этим только отчасти, потому что для меня язык — явление прекрасное само по себе. И если мне нравится язык, это вполне себе повод, чтобы выучить его. Многим людям нравится итальянский — они учат итальянский, мне нравится фарси — я учу фарси.
Конечно, в этих языках меня привлекает некая экзотика, потому что там совсем другая письменность, другая фонетика, не похожая на то, что мы обычно учим в школе или вузе. Это не романские языки, а что-то совсем с другой планеты.
Но когда я сказала маме, что хочу учить арабский, мне сказали «Учи французский!». И я пошла на французский — так легче было решить проблему. Вопрос на самом деле был чисто практический: что ты будешь делать с арабским языком? Это то же самое, что учить китайский язык в академии — аплодирую тем, кто выбирает учить его, потому что они подписываются под тем, что будут делать что-то дополнительно, чтобы выйти хоть с какими-то знаниями. Чтобы выучить китайский за 4 года, нужно очень хорошо работать над собой. Времени учебных пар в университете не достаточно. То же самое с арабским: времени мало, ресурсов мало, практики ещё меньше.
«Многим людям нравится итальянский — они учат итальянский, мне нравится фарси — я учу фарси»
— Ты писала, что за время учёбы в Шанинке объездила всю Великобританию и Францию. Это такое художественное преувеличение? Или это произошло за время учебных стажировок?
За время в Шанинке я была в Англии два раза: после первого и после третьего курса. В первую стажировку я не особо покаталась по стране, потому что было много учёбы. Но хорошо осмотрела Манчестер. А на второй стажировке у нас было больше свободного времени и хотелось увидеть что-то кроме Манчестера — это город в принципе небольшой, можно обойти за неделю. Мы съездили в Йорк, Ливерпуль, кто-то был в Эдинбурге, в Лидсе, в национальном парке Lake District — абсолютно восхитительное место в горах, с озёрами, где вода, как на картине просто.
Но французская стажировка запомнилась мне ярче всего, потому что это был совершенно новый опыт. Я привыкла, что за границей говорю по-английски. А здесь была установка, что ты в тех же условиях, что остальные, и я понимала, что не могу чего-то сказать. Но поскольку все вокруг меня — студенты — чувствовали то же самое, это как-то объединяло.
Там мы тоже посмотрели много маленьких французских городков. Одно из самых ярких впечатлений — музей кинодекораций в Лионе. Я очень люблю фильм «Парфюмер», и весь первый этаж там — декорации из «Парфюмера»: я, конечно, там просто потерялась.
— То есть две английских стажировки и одна французская. Первая английская — после первого курса, она языковая. Вторая английская...
После 3 курса, это уже профессиональная стажировка — мы ездили вместе с магистрами, там был дизайн исследовательской работы. Нас учили, как составить свой текст так, чтобы он был читабельным и получал хорошие оценки.
Французская была после 2 курса, это тоже была языковая стажировка — и думаю, она прошла бы не так классно, если бы я не жила в семье. Тут я осознанно выбрала жить в семье.
— А там можно выбрать?
Да. Моя подруга жила в общежитии, а я — в семье. И это были два совершенно разных опыта. Мы с моей мадам Рифф каждый вечер вели душевные разговоры обо всём на свете. Была домашняя еда, французская кухня — всё замечательно, в общем. А моя подруга узнала Францию с другой стороны, самостоятельно-бытовой: куда ходить, на каком рынке и у кого выгоднее покупать, как устроен самостоятельный быт во Франции. Я к ней каждый раз ходила, как на экскурсию.
— Что за семьи, которые там принимают студентов?
О, это на самом деле очень крутые люди! Виши́ — маленький город, население всего 25 000 человек. Молодёжь, естественно, уезжает — перспектив там не так много. Но их родители остаются, в том числе ради таких студентов, как мы, которые летом приезжают учиться в Кавилам — это школа, которая находится в Виши́.
Летом город оживает: там студенты, фестивали, кипит жизнь. Зимой, как я понимаю, там никого нет.
И эти люди приезжают летом в Виши́, сдают квартиры студентам, общаются с ними. А зимой уезжают туда, где у них работа.
«Мы с мадам Рифф каждый вечер вели душевные разговоры обо всём на свете. Была домашняя еда, французская кухня — всё замечательно, в общем. К своей подруге в общежитие я ходила, как на экскурсию»
Надо сказать, Виши́ — маленький, но очень атмосферный город: вечером идёшь — звон посуды в ресторанах, едой пахнет, река течёт, вообще никого нет. Прекрасно.
— Ещё, как мы поняли, ты была в американском Университете Тафтса. Самостоятельно или тоже от Шанинки?
Я увидела анонс, что в Бостоне будет конференция по миграции, а это одна из тем, которыми я занимаюсь. Был конкурс, надо было что-то написать, потом собеседование — его проводил Марк Симон, шанинский преподаватель, специалист по теме миграции.
Сначала нас было человек 15, потом половина отсеялась, а потом из второй половины выбрали нас четверых. Надо было сделать проект по миграции в России — с одной стороны, описать что-то максимально широко, потому что это должен быть обзор ситуации в стране. А с другой, был риск повториться темами с командой из МГИМО, которая тоже участвовала.
В итоге мы сделали такие case studies по стереотипному восприятию мигрантов в России. Я была в то время волонтёром в интеграционном центре «Такие же дети» — это НКО, которое занимается с детьми беженцев и мигрантов, и таких историй знала много. На них мы, в общем-то, и построили проект.
Всего мы пробыли в Бостоне неделю — и каждый из этих 7 дней шли доклады американских исследователей по миграции. Там я услышала доклад на тему, о которой никогда раньше не задумывалась, а потом в Шанинке писала по ней эссе. О торговле людьми. Можно сказать, было полезно.
— Твоя тема диплома связана с... госконцертами?
Это моя гордость, с одной стороны, а с другой, не знаю, чем прикрыть. Однажды в День России я включила телевизор и наткнулась на концерт. Подумала: «Господи, какой кошмар..». Переключила канал, но мысли о патриотизме меня не отпускали. И я подумала: напишу-ка я про патриотизм!
Изначально у меня была идея посмотреть на трансформацию патриотической идеи до и после Крыма. Я была уверена, что на этих концертах обязательно должен быть заметен этот слом, до «крымнаш» и после него.
И я оказалась права! Мой научник Татьяна Вайзер поддержала меня, сказав «Ну слава богу, кто-то их изучит..», и разрешила выбрать эту тему. Только мы немного раздвинули временные границы: я планировала взять всего 2 года — 2013-й и 2014-й, а она сказала «Нет, надо смотреть на длительный период», так что мы взяли с 2011-го по 2018-й, то есть с начала третьего путинского срока и до сих пор.
То, что я увидела, меня просто потрясло. Я не рассчитывала, что будет настолько всё очевидно.
— А как формально называлось исследование?
«Государственные концерты ко Дню России в конструировании патриотической идеи».
Выяснилось, что вплоть до 2014-го года всё было довольно оптимистично: было Сколково, была Олимпиада 2014, был чемпионат мира по футболу, к которому мы шли. Со сцены об этом говорилось постоянно — я сравнивала концерты с речами президента на прямых линиях и на Валдае.
— Но на концертах ты же не песни анализировала..?
Песни тоже. Но, например, Пелагея, которая поёт «Валенки», — это не совсем то. На концертах есть такая тема, что все участники в какой-то момент собираются на сцене и поют написанную конкретно под это мероприятие песню. А потом гимн. И сначала всё было очень позитивно: Россия — молодец, у нас впереди великое научное будущее, мы придём туда с Европой, Америкой, всё будет здорово.
А в 2013-м году внезапно началась история с духовными скрепами. То есть буквально в один момент — ба-бах! — и уже все в кокошниках. Уже был акцент на этничности и всё такое.
Потом случился 2014 год — московский концерт в День России не показывали по федеральным каналам, а показывали тот, что был в Ялте. И там был уже невыносимый акцент на этничность: весь концерт был посвящён тому, что Россия — мультиэтничная страна, при этом сюда красной нитью вплеталась русская культура, которая очень выборочно составлялась из кокошников, Надежды Бабкиной, каких-то прибауток и т.п.
Про чемпионат, Сколково, про будущее с этого момента не говорили ни слова!
— Будущее закончилось, началось прошлое.
Оно не то, что закончилось, оно просто растворилось! А настоящее превратилось в непреходящее прошлое. И это прошлое постоянно углублялось: если раньше оно было представлено Великой Отечественной, то теперь Великая Отечественная чудесным образом связывалась с князем Владимиром, например.
«Внезапно началась история с духовными скрепами. То есть буквально в один момент — ба-бах! — и уже все в кокошниках»
— Ты думаешь, таким образом готовили почву в культурном поле? Или это развивалось параллельно с политическими событиями?
Я думаю, что оно дублировало политические события. Это одна из идей моего диплома: я пыталась доказать, что эти концерты в максимально доступном виде объясняют людям политическую повестку и легитимируют действия правительства. Почему мы так поступаем? Потому что мы вот такие. А какие? Мы — кокошники, мы — медведи, мы — батюшка с крестом.
— Перенесёмся снова в приятную Францию. Что за история про интервью о Горбачёве для французского телевидения?
За это надо поблагодарить Василия Павловича Жаркова, который осенью 3 курса пригласил нас на презентацию книги Горбачёва «Остаюсь оптимистом» в книжном магазине «Москва». Он был почётным гостем и решил на взять с собой.
Горбачёв сам презентовал книгу, подписывал и пр. Мы 3 часа стояли в очереди, а вокруг нас вертелись журналисты — российские, французские, английские. К нам подошли французские с TV5 Monde. Они начали говорить с нами на английском, а я зачем-то ляпнула, что говорю по-французски. И интервью продолжилось на французском.
Это была самая стрессовая ситуация 3 курса. Надо было хотя бы для себя сформулировать, что для меня значит Горбачёв и что я вообще тут делаю, а во-вторых, высказать это по-французски. Но я вроде как справилась.
— И даже выиграла потом конкурс коротких историй на французском языке издательства Didier.
Да, я в соцсетях часто пишу такие короткие заметки со своими идеями или наблюдениями, которые обычно нравятся моим подписчикам. И там была заметка, воспоминание с первого курса: я была влюблена в одного человека, с которым часто пересекалась, возвращаясь с учёбы в Шанинке. И всё рассчитывала так, чтобы мы могли снова встретиться.
В той заметке я описала свои чувства перед этими встречами. Мне, в общем-то, не так важна была встреча, как чувство окрылённости перед ней. Это была одна из самых популярных историй на моей странице, и я её перевела на французский.
— А почему эта история наделена для тебя такой магией?
На самом деле это не сюжетная история, у которой есть начало и конец. Это такой скриншот моего эмоционального фона на то время. На самом деле я пыталась быть похожей на одну короткометражку Тыквера, которого очень люблю, в альманахе «Париж, я люблю тебя». Мне понравился там способ повествования — такими короткими предложениями, как бы флэшбеки. Это совпадало с моими ощущениями: одно длительное мгновенье, разбитое на множество эпизодов. Я пыталась это повторить в своём рассказе, ну и, видимо, получилось.
Не знаю, что случилось с этой историей в издательстве. Меня поразило только то, что я могу адекватно написать что-то по-французски, и это потом выиграет какой-то литературный конкурс.
— После школы, в 17 лет, многим ещё сложно что-то про себя понять. У тебя в ВК встречается такая формулировка, что ты «хотела изучать современность». Желание изучать современность звучит как уже осмысленная формула. А что стояло за этим желанием, почему тебя так интересовала эта самая современность?
Если честно, я просто помню, как сижу на истории, смотрю на обложку атласа и вижу небоскрёбы то ли Куала-Лумпура, то ли Дубаи. Мы изучали античность, но эти небоскрёбы казались мне намного привлекательнее. Я всё ждала, когда же мы перейдём к тому, что сейчас. То есть это было образное предпочтение: мне больше нравится эта картинка, чем та.
Но постепенно оно наполнилось смыслом. Современность была интересна не из-за каких-то политических событий — на самом деле меня всегда удивляли люди, которые уже на первом курсе хорошо разбирались в политике и могли аргументированно отстоять свою позицию. Мне казалось, что то, что говорят в новостях, тоже своего рода скриншот. Это далеко не всё. Хотелось понимать, что вокруг этого.
И казалось, что, когда мы начнём изучать современность, это будет похоже на фильм Minority report — связи через время, из прошлого в будущее. То есть представление о современном у меня было таким, будто его не существует, это просто следствие прошлых событий.
«Политика — то, что пронизывает все слои общества вне зависимости от того, понимает это человек или нет. От того, как нищий договорился с нищим складываются решения на самом верху»
— Ты сказала про людей, которые тебя удивляют тем, что на первом курсе уже хорошо разбираются в политике — в Шанинке такие есть?
Конечно. Половина моей группы — очень классные ребята, которые шли на слово «политика», когда выбирали программу.
— Ты сейчас работаешь с первокурсниками, там есть такие ребята?
Есть, их видно. Это вполне осознанные молодые люди, которые понимают, зачем сюда поступили. Есть и такие, которые не очень понимают, но надеюсь, скоро поймут. Потому что я помню свои ощущения на первом курсе: мне сейчас непонятно, что происходит, но, наверное, я скоро пойму.
Когда у нас начинался курс политологии, нас попросили написать, что такое политика в нашем представлении. Все стали писать, что это новости или люди в костюмах, которые принимают решения. Это как бы не про нас.
А потом мы начинаем обсуждать вполне практические вопросы, которые мы решаем для себя каждый день. Мне поступить так или так? А почему так? Потому, что я сам этого хочу, или потому, что так все поступают? И ты понимаешь, что политика — это любое твоё решение.
Когда мне было 12, был такой многосерийный фильм по книге Кена Фоллета «Столпы Земли» — средневековая история о том, как строили собор. Он интересно завязан на персонажах: кто к кому пошёл, как с кем договорился. Там была фраза «Политика — это сделка между нищими». Я поняла, что она значит только теперь.
Политика — то, что пронизывает все слои общества вне зависимости от того, понимает это человек или нет. От того, как нищий договорился с нищим складываются решения на самом верху.
— Есть, кстати, и про политику вопрос. Полтора года назад ты писала: «Нам отказали в аккредитации. Не подходим мы под стандарты. Под такие стандарты, где непонятно, что прочитал, не подходим! Только у нас другие стандарты — мы определяем качество не формулировками, а реальной работой и реальными знаниями». Что, по-твоему, представляет из себя эта работа студента в Шанинке?
Ну, она заключается во многом. Например, все наши экзамены представляют собой какую-то рефлексию на заданную тему. Это не то же самое, что приходишь, тянешь билет и начинаешь придумывать ответ. Чтобы что-то написать, нужно правда что-то понимать. И невозможно сдать шанинские экзамены, если ты приходишь нулевым. Можно поразмышлять на заданную тему, но это будет не то же самое.
Работа заключается в том, что ты постоянно думаешь на эту тему. У меня так часто бывало, что выходишь с семинара, едешь в метро — и прокручиваешь это в голове, обдумываешь какой-то тезис, который зацепил тебя на семинаре. То есть работаешь.
В конце концов ты садишься писать эссе или приходишь на экзамен с какой-то наработкой, у тебя есть идея. В этом плане шанинская работа — очень творческая. Ты понимаешь, что тебе интересно и что с этим делать, чтобы это заинтересовало других. Чтобы это сделать, нужен фантастический труд. Большой респект тем, кто чего-то добивается на этом пути.
Оглядываясь назад, у нас ведь многие ушли со второго курса. Это был не их формат — они привыкли учить к цели. В Шанинке нельзя выучить, а на следующий день забыть. Это либо то, к чему ты сам пришёл, либо ты к этому просто не пришёл.
[~DETAIL_TEXT] =>
На минувшей церемонии вручения дипломов преподаватели и деканы МВШСЭН назвали выпускницу программы «Мировая политика» Алину Петрову лучшей студенткой на потоке.
Выяснили у Алины, как этого добиться, где жить во время зарубежных стажировок, чем отличаются студенты Шанинки, сумевшие удержаться в университете после 2 курса, и что могут сказать о стране патриотические концерты в День России.
— Итак, для тех, кто только начинает учиться в Шанинке: что нужно сделать, чтобы стать лучшим бакалавром?
Мне кажется, я не делала ничего специального — писала эссе на темы, которые мне были интересны, выполняла ДЗ. Так сложилось, что меня хорошо оценивали, и это давало стимул делать что-то дальше. И я очень тронута тем, что меня наградили такой статусной штукой за то, что я делаю обычно.
Когда мы стали учиться в Шанинке на 2 курсе (первый год мы провели на программе Liberal Arts в РАНХиГС, общей для всех специальностей британского бакалавриата), мне казалось, я далеко на самая сильная — в группе были очень талантливые и целеустремлённые ребята гораздо сильнее и трудоспособнее меня.
Это был такой переломный этап — казалось, что ты студент по-новой: нужно было ломать себя, подстраивать под манчестерский стандарт, под академическую реальность. Мне это давалось тяжело, особенно когда те, с кем я общалась больше всего, решили поменять специальность. Я тогда не была уверена, правильно ли поступила, и вообще тяжело, а тут меня ещё все бросили. Так что первый год в Шанинке прошёл тяжело, а потом дело пошло — и вот я лучший слушатель.
Мне кажется, в итоге мне просто повезло, потому что, пока я училась, лучшей я себя совсем не ощущала.
— Но есть же, наверное, формальные критерии..?
Есть, конечно: средний балл не ниже 75, без троек и пр. Плюс оценивается class presentation, внеучебная деятельность. У нас на потоке было всего две специальности — «Мировая политика» и «Менеджмент креативных проектов». Вместе нас училось человек 15 в общей сложности — к 4 курсу осталось 12. Так что выбор у преподавателей был не особенно большой.
— Многие из тех, кто интересуется учёбой в Шанинке, переживают, что они со своим школьным английским не смогут поступить или им будет сложно потом учиться. Расскажи о своём погружении в обучение на английском, каким ты его помнишь.
Это тяжело. Одно дело читать тексты для IELTS, другое — читать Гоббса в оригинале. То есть нужен какой-то навык, привычка высматривать в тексте нужную информацию. Это трудно даётся до тех пор, пока не понимаешь, как в принципе устроен академический текст. В этом плане очень помогает курс академического письма.
В целом, нам повезло с преподавателями по английскому — так или иначе, мы выходили от них с каким-то новым навыком, который здорово потом помогал. То же академическое письмо тяжело давалось всей группе. Но мы эту структуру написания запомнили так, что теперь любой текст — даже русский — автоматически проверяем по ней.
— Ну, то есть ты учишься как-то излагать свои мысли или просто расширяешь словарный запас?
Одно связано с другим. Как только понимаешь, как это работает, автоматически начинаешь думать иначе. А как только это происходит, и писать сразу легче, и учиться интереснее, потому что языковой барьер пройден, и все оказываются как бы в одной среде.
«Обучение на английском — это тяжело. Одно дело читать тексты для IELTS, другое — Гоббса в оригинале»
— Допустим, я поступаю в Шанинку. И мне говорят, что академическое чтение или письмо очень поможет мне в плане языка. А я вообще не представляю, что это такое. Можно в нескольких словах объяснить, что это?
Это как физкультура, только для мозга. Надо регулярно заставлять себя говорить по-другому. В каком-то смысле это изучение языка — русского в том числе: академическое чтение у нас было не только по-английски, но и по-русски. Научиться говорить по-научному и в принципе строить свою мысль так, чтобы она была понятна читателю, а не только тебе одному — это то, что получается после курсов академического чтения и письма.
Ты хорошо знаешь язык тогда, когда можешь структурированно выражаться на нём. У меня всегда был сильный английский, но в Шанинке он стал совсем хорошим.
— Поэтому ты захотела выучить ещё арабский язык и фарси...
Это моя большая и недоступная любовь. Так сложилось, что языки, на которых мне хочется разговаривать, я, наверное, выучу нескоро. Потому что больше они никому не нужны. Это арабский, фарси и хинди.
Как могу, я их своими силами осваиваю, но всё упирается в вопрос «Зачем?». Мои преподаватели, родственники и друзья говорят, что любой язык нужен для чего-то, язык — это инструмент, его нужно использовать. Я согласна с этим только отчасти, потому что для меня язык — явление прекрасное само по себе. И если мне нравится язык, это вполне себе повод, чтобы выучить его. Многим людям нравится итальянский — они учат итальянский, мне нравится фарси — я учу фарси.
Конечно, в этих языках меня привлекает некая экзотика, потому что там совсем другая письменность, другая фонетика, не похожая на то, что мы обычно учим в школе или вузе. Это не романские языки, а что-то совсем с другой планеты.
Но когда я сказала маме, что хочу учить арабский, мне сказали «Учи французский!». И я пошла на французский — так легче было решить проблему. Вопрос на самом деле был чисто практический: что ты будешь делать с арабским языком? Это то же самое, что учить китайский язык в академии — аплодирую тем, кто выбирает учить его, потому что они подписываются под тем, что будут делать что-то дополнительно, чтобы выйти хоть с какими-то знаниями. Чтобы выучить китайский за 4 года, нужно очень хорошо работать над собой. Времени учебных пар в университете не достаточно. То же самое с арабским: времени мало, ресурсов мало, практики ещё меньше.
«Многим людям нравится итальянский — они учат итальянский, мне нравится фарси — я учу фарси»
— Ты писала, что за время учёбы в Шанинке объездила всю Великобританию и Францию. Это такое художественное преувеличение? Или это произошло за время учебных стажировок?
За время в Шанинке я была в Англии два раза: после первого и после третьего курса. В первую стажировку я не особо покаталась по стране, потому что было много учёбы. Но хорошо осмотрела Манчестер. А на второй стажировке у нас было больше свободного времени и хотелось увидеть что-то кроме Манчестера — это город в принципе небольшой, можно обойти за неделю. Мы съездили в Йорк, Ливерпуль, кто-то был в Эдинбурге, в Лидсе, в национальном парке Lake District — абсолютно восхитительное место в горах, с озёрами, где вода, как на картине просто.
Но французская стажировка запомнилась мне ярче всего, потому что это был совершенно новый опыт. Я привыкла, что за границей говорю по-английски. А здесь была установка, что ты в тех же условиях, что остальные, и я понимала, что не могу чего-то сказать. Но поскольку все вокруг меня — студенты — чувствовали то же самое, это как-то объединяло.
Там мы тоже посмотрели много маленьких французских городков. Одно из самых ярких впечатлений — музей кинодекораций в Лионе. Я очень люблю фильм «Парфюмер», и весь первый этаж там — декорации из «Парфюмера»: я, конечно, там просто потерялась.
— То есть две английских стажировки и одна французская. Первая английская — после первого курса, она языковая. Вторая английская...
После 3 курса, это уже профессиональная стажировка — мы ездили вместе с магистрами, там был дизайн исследовательской работы. Нас учили, как составить свой текст так, чтобы он был читабельным и получал хорошие оценки.
Французская была после 2 курса, это тоже была языковая стажировка — и думаю, она прошла бы не так классно, если бы я не жила в семье. Тут я осознанно выбрала жить в семье.
— А там можно выбрать?
Да. Моя подруга жила в общежитии, а я — в семье. И это были два совершенно разных опыта. Мы с моей мадам Рифф каждый вечер вели душевные разговоры обо всём на свете. Была домашняя еда, французская кухня — всё замечательно, в общем. А моя подруга узнала Францию с другой стороны, самостоятельно-бытовой: куда ходить, на каком рынке и у кого выгоднее покупать, как устроен самостоятельный быт во Франции. Я к ней каждый раз ходила, как на экскурсию.
— Что за семьи, которые там принимают студентов?
О, это на самом деле очень крутые люди! Виши́ — маленький город, население всего 25 000 человек. Молодёжь, естественно, уезжает — перспектив там не так много. Но их родители остаются, в том числе ради таких студентов, как мы, которые летом приезжают учиться в Кавилам — это школа, которая находится в Виши́.
Летом город оживает: там студенты, фестивали, кипит жизнь. Зимой, как я понимаю, там никого нет.
И эти люди приезжают летом в Виши́, сдают квартиры студентам, общаются с ними. А зимой уезжают туда, где у них работа.
«Мы с мадам Рифф каждый вечер вели душевные разговоры обо всём на свете. Была домашняя еда, французская кухня — всё замечательно, в общем. К своей подруге в общежитие я ходила, как на экскурсию»
Надо сказать, Виши́ — маленький, но очень атмосферный город: вечером идёшь — звон посуды в ресторанах, едой пахнет, река течёт, вообще никого нет. Прекрасно.
— Ещё, как мы поняли, ты была в американском Университете Тафтса. Самостоятельно или тоже от Шанинки?
Я увидела анонс, что в Бостоне будет конференция по миграции, а это одна из тем, которыми я занимаюсь. Был конкурс, надо было что-то написать, потом собеседование — его проводил Марк Симон, шанинский преподаватель, специалист по теме миграции.
Сначала нас было человек 15, потом половина отсеялась, а потом из второй половины выбрали нас четверых. Надо было сделать проект по миграции в России — с одной стороны, описать что-то максимально широко, потому что это должен быть обзор ситуации в стране. А с другой, был риск повториться темами с командой из МГИМО, которая тоже участвовала.
В итоге мы сделали такие case studies по стереотипному восприятию мигрантов в России. Я была в то время волонтёром в интеграционном центре «Такие же дети» — это НКО, которое занимается с детьми беженцев и мигрантов, и таких историй знала много. На них мы, в общем-то, и построили проект.
Всего мы пробыли в Бостоне неделю — и каждый из этих 7 дней шли доклады американских исследователей по миграции. Там я услышала доклад на тему, о которой никогда раньше не задумывалась, а потом в Шанинке писала по ней эссе. О торговле людьми. Можно сказать, было полезно.
— Твоя тема диплома связана с... госконцертами?
Это моя гордость, с одной стороны, а с другой, не знаю, чем прикрыть. Однажды в День России я включила телевизор и наткнулась на концерт. Подумала: «Господи, какой кошмар..». Переключила канал, но мысли о патриотизме меня не отпускали. И я подумала: напишу-ка я про патриотизм!
Изначально у меня была идея посмотреть на трансформацию патриотической идеи до и после Крыма. Я была уверена, что на этих концертах обязательно должен быть заметен этот слом, до «крымнаш» и после него.
И я оказалась права! Мой научник Татьяна Вайзер поддержала меня, сказав «Ну слава богу, кто-то их изучит..», и разрешила выбрать эту тему. Только мы немного раздвинули временные границы: я планировала взять всего 2 года — 2013-й и 2014-й, а она сказала «Нет, надо смотреть на длительный период», так что мы взяли с 2011-го по 2018-й, то есть с начала третьего путинского срока и до сих пор.
То, что я увидела, меня просто потрясло. Я не рассчитывала, что будет настолько всё очевидно.
— А как формально называлось исследование?
«Государственные концерты ко Дню России в конструировании патриотической идеи».
Выяснилось, что вплоть до 2014-го года всё было довольно оптимистично: было Сколково, была Олимпиада 2014, был чемпионат мира по футболу, к которому мы шли. Со сцены об этом говорилось постоянно — я сравнивала концерты с речами президента на прямых линиях и на Валдае.
— Но на концертах ты же не песни анализировала..?
Песни тоже. Но, например, Пелагея, которая поёт «Валенки», — это не совсем то. На концертах есть такая тема, что все участники в какой-то момент собираются на сцене и поют написанную конкретно под это мероприятие песню. А потом гимн. И сначала всё было очень позитивно: Россия — молодец, у нас впереди великое научное будущее, мы придём туда с Европой, Америкой, всё будет здорово.
А в 2013-м году внезапно началась история с духовными скрепами. То есть буквально в один момент — ба-бах! — и уже все в кокошниках. Уже был акцент на этничности и всё такое.
Потом случился 2014 год — московский концерт в День России не показывали по федеральным каналам, а показывали тот, что был в Ялте. И там был уже невыносимый акцент на этничность: весь концерт был посвящён тому, что Россия — мультиэтничная страна, при этом сюда красной нитью вплеталась русская культура, которая очень выборочно составлялась из кокошников, Надежды Бабкиной, каких-то прибауток и т.п.
Про чемпионат, Сколково, про будущее с этого момента не говорили ни слова!
— Будущее закончилось, началось прошлое.
Оно не то, что закончилось, оно просто растворилось! А настоящее превратилось в непреходящее прошлое. И это прошлое постоянно углублялось: если раньше оно было представлено Великой Отечественной, то теперь Великая Отечественная чудесным образом связывалась с князем Владимиром, например.
«Внезапно началась история с духовными скрепами. То есть буквально в один момент — ба-бах! — и уже все в кокошниках»
— Ты думаешь, таким образом готовили почву в культурном поле? Или это развивалось параллельно с политическими событиями?
Я думаю, что оно дублировало политические события. Это одна из идей моего диплома: я пыталась доказать, что эти концерты в максимально доступном виде объясняют людям политическую повестку и легитимируют действия правительства. Почему мы так поступаем? Потому что мы вот такие. А какие? Мы — кокошники, мы — медведи, мы — батюшка с крестом.
— Перенесёмся снова в приятную Францию. Что за история про интервью о Горбачёве для французского телевидения?
За это надо поблагодарить Василия Павловича Жаркова, который осенью 3 курса пригласил нас на презентацию книги Горбачёва «Остаюсь оптимистом» в книжном магазине «Москва». Он был почётным гостем и решил на взять с собой.
Горбачёв сам презентовал книгу, подписывал и пр. Мы 3 часа стояли в очереди, а вокруг нас вертелись журналисты — российские, французские, английские. К нам подошли французские с TV5 Monde. Они начали говорить с нами на английском, а я зачем-то ляпнула, что говорю по-французски. И интервью продолжилось на французском.
Это была самая стрессовая ситуация 3 курса. Надо было хотя бы для себя сформулировать, что для меня значит Горбачёв и что я вообще тут делаю, а во-вторых, высказать это по-французски. Но я вроде как справилась.
— И даже выиграла потом конкурс коротких историй на французском языке издательства Didier.
Да, я в соцсетях часто пишу такие короткие заметки со своими идеями или наблюдениями, которые обычно нравятся моим подписчикам. И там была заметка, воспоминание с первого курса: я была влюблена в одного человека, с которым часто пересекалась, возвращаясь с учёбы в Шанинке. И всё рассчитывала так, чтобы мы могли снова встретиться.
В той заметке я описала свои чувства перед этими встречами. Мне, в общем-то, не так важна была встреча, как чувство окрылённости перед ней. Это была одна из самых популярных историй на моей странице, и я её перевела на французский.
— А почему эта история наделена для тебя такой магией?
На самом деле это не сюжетная история, у которой есть начало и конец. Это такой скриншот моего эмоционального фона на то время. На самом деле я пыталась быть похожей на одну короткометражку Тыквера, которого очень люблю, в альманахе «Париж, я люблю тебя». Мне понравился там способ повествования — такими короткими предложениями, как бы флэшбеки. Это совпадало с моими ощущениями: одно длительное мгновенье, разбитое на множество эпизодов. Я пыталась это повторить в своём рассказе, ну и, видимо, получилось.
Не знаю, что случилось с этой историей в издательстве. Меня поразило только то, что я могу адекватно написать что-то по-французски, и это потом выиграет какой-то литературный конкурс.
— После школы, в 17 лет, многим ещё сложно что-то про себя понять. У тебя в ВК встречается такая формулировка, что ты «хотела изучать современность». Желание изучать современность звучит как уже осмысленная формула. А что стояло за этим желанием, почему тебя так интересовала эта самая современность?
Если честно, я просто помню, как сижу на истории, смотрю на обложку атласа и вижу небоскрёбы то ли Куала-Лумпура, то ли Дубаи. Мы изучали античность, но эти небоскрёбы казались мне намного привлекательнее. Я всё ждала, когда же мы перейдём к тому, что сейчас. То есть это было образное предпочтение: мне больше нравится эта картинка, чем та.
Но постепенно оно наполнилось смыслом. Современность была интересна не из-за каких-то политических событий — на самом деле меня всегда удивляли люди, которые уже на первом курсе хорошо разбирались в политике и могли аргументированно отстоять свою позицию. Мне казалось, что то, что говорят в новостях, тоже своего рода скриншот. Это далеко не всё. Хотелось понимать, что вокруг этого.
И казалось, что, когда мы начнём изучать современность, это будет похоже на фильм Minority report — связи через время, из прошлого в будущее. То есть представление о современном у меня было таким, будто его не существует, это просто следствие прошлых событий.
«Политика — то, что пронизывает все слои общества вне зависимости от того, понимает это человек или нет. От того, как нищий договорился с нищим складываются решения на самом верху»
— Ты сказала про людей, которые тебя удивляют тем, что на первом курсе уже хорошо разбираются в политике — в Шанинке такие есть?
Конечно. Половина моей группы — очень классные ребята, которые шли на слово «политика», когда выбирали программу.
— Ты сейчас работаешь с первокурсниками, там есть такие ребята?
Есть, их видно. Это вполне осознанные молодые люди, которые понимают, зачем сюда поступили. Есть и такие, которые не очень понимают, но надеюсь, скоро поймут. Потому что я помню свои ощущения на первом курсе: мне сейчас непонятно, что происходит, но, наверное, я скоро пойму.
Когда у нас начинался курс политологии, нас попросили написать, что такое политика в нашем представлении. Все стали писать, что это новости или люди в костюмах, которые принимают решения. Это как бы не про нас.
А потом мы начинаем обсуждать вполне практические вопросы, которые мы решаем для себя каждый день. Мне поступить так или так? А почему так? Потому, что я сам этого хочу, или потому, что так все поступают? И ты понимаешь, что политика — это любое твоё решение.
Когда мне было 12, был такой многосерийный фильм по книге Кена Фоллета «Столпы Земли» — средневековая история о том, как строили собор. Он интересно завязан на персонажах: кто к кому пошёл, как с кем договорился. Там была фраза «Политика — это сделка между нищими». Я поняла, что она значит только теперь.
Политика — то, что пронизывает все слои общества вне зависимости от того, понимает это человек или нет. От того, как нищий договорился с нищим складываются решения на самом верху.
— Есть, кстати, и про политику вопрос. Полтора года назад ты писала: «Нам отказали в аккредитации. Не подходим мы под стандарты. Под такие стандарты, где непонятно, что прочитал, не подходим! Только у нас другие стандарты — мы определяем качество не формулировками, а реальной работой и реальными знаниями». Что, по-твоему, представляет из себя эта работа студента в Шанинке?
Ну, она заключается во многом. Например, все наши экзамены представляют собой какую-то рефлексию на заданную тему. Это не то же самое, что приходишь, тянешь билет и начинаешь придумывать ответ. Чтобы что-то написать, нужно правда что-то понимать. И невозможно сдать шанинские экзамены, если ты приходишь нулевым. Можно поразмышлять на заданную тему, но это будет не то же самое.
Работа заключается в том, что ты постоянно думаешь на эту тему. У меня так часто бывало, что выходишь с семинара, едешь в метро — и прокручиваешь это в голове, обдумываешь какой-то тезис, который зацепил тебя на семинаре. То есть работаешь.
В конце концов ты садишься писать эссе или приходишь на экзамен с какой-то наработкой, у тебя есть идея. В этом плане шанинская работа — очень творческая. Ты понимаешь, что тебе интересно и что с этим делать, чтобы это заинтересовало других. Чтобы это сделать, нужен фантастический труд. Большой респект тем, кто чего-то добивается на этом пути.
Оглядываясь назад, у нас ведь многие ушли со второго курса. Это был не их формат — они привыкли учить к цели. В Шанинке нельзя выучить, а на следующий день забыть. Это либо то, к чему ты сам пришёл, либо ты к этому просто не пришёл.
Эта презентация о речи советского государственного деятеля А. И. Микояна 11 марта 1954 года в столице Армении Ереване, и его значительная роль во всесоюзном процессе десталинизации и в формулировании новой советской национальной политики во времена хрущевской оттепели. В своем выступлении Микоян призвал к реабилитации поэта Егише Чаренца, жертву сталинских репрессий, и призвал к более гибкому отношению к самовыражению национальностей в СССР. За два года до знаменитой речи Н. С. Хрущева, осудившего Сталина на XX съезде КПСС, Микоян уже предпринял конкретные шаги – как всегда «между каплями дождя» – по десталинизации советского государства. Кроме того, речь подчеркнула его убежденность в том, что этническое и конфессиональное разнообразие СССР – это его потенциальная сила, которую следует учитывать, а не опасность, которую необходимо подавлять.
Пьетро А. Шакарян – американский исследователь из Кливленда и аспирант по историческим наукам в Университете штата Огайо. Эксперт по России, Евразии и Кавказу. Получил степень магистра в исследованиях России, Восточной Европы и Евразии в Мичиганском университете в Энн-Арборе. Статьи, посвященные России и бывшему СССР, публикуются в изданиях «The Nation», «The Plain Dealer» и РСМД. Он опубликовал критические издания о путешествиях по Кавказу Фридриха Паррота и барона Августа фон Гакстгаузена 19-го века. У него есть подкаст о России и постсоветском пространстве, и он взял интервью у многих известных личностей, таких как Владимир Познер и Сергей Хрущев.
Время проведения: 20 декабря, 19:00
Место проведения: Газетный пер., 3-5, стр.1, ауд. 514
Необходима предварительная регистрация:
[~DETAIL_TEXT] =>
Эта презентация о речи советского государственного деятеля А. И. Микояна 11 марта 1954 года в столице Армении Ереване, и его значительная роль во всесоюзном процессе десталинизации и в формулировании новой советской национальной политики во времена хрущевской оттепели. В своем выступлении Микоян призвал к реабилитации поэта Егише Чаренца, жертву сталинских репрессий, и призвал к более гибкому отношению к самовыражению национальностей в СССР. За два года до знаменитой речи Н. С. Хрущева, осудившего Сталина на XX съезде КПСС, Микоян уже предпринял конкретные шаги – как всегда «между каплями дождя» – по десталинизации советского государства. Кроме того, речь подчеркнула его убежденность в том, что этническое и конфессиональное разнообразие СССР – это его потенциальная сила, которую следует учитывать, а не опасность, которую необходимо подавлять.
Пьетро А. Шакарян – американский исследователь из Кливленда и аспирант по историческим наукам в Университете штата Огайо. Эксперт по России, Евразии и Кавказу. Получил степень магистра в исследованиях России, Восточной Европы и Евразии в Мичиганском университете в Энн-Арборе. Статьи, посвященные России и бывшему СССР, публикуются в изданиях «The Nation», «The Plain Dealer» и РСМД. Он опубликовал критические издания о путешествиях по Кавказу Фридриха Паррота и барона Августа фон Гакстгаузена 19-го века. У него есть подкаст о России и постсоветском пространстве, и он взял интервью у многих известных личностей, таких как Владимир Познер и Сергей Хрущев.
Время проведения: 20 декабря, 19:00
Место проведения: Газетный пер., 3-5, стр.1, ауд. 514
Десятки лет со времени Исламской революции 1978 года Иран остаётся главным политическим пугалом западных демократий на Ближнем Востоке. Единственный корреспондент российского информационного агентства ТАСС в Иране Никита Смагин — выпускник программы «Международная политика» в Шанинке — рассказал, почему нынешний Иран демократичнее, чем монархический, и откуда в современных иранских семьях взялся русский самовар.
Главное, что меня привлекает и поражает в Иране: эта страна слишком многослойная — именно так, слишком. Столько вещей, которые противоречат друг другу, кажутся невозможными, здесь сочетаются.
Иран — первая в мире страна по количеству пользователей Telegram. Седьмая — по количеству пользователей инстаграма: это столько же, сколько в России, но население России в 2 раза больше — пропорциональная разница. Большая часть людей пользуется этими приложениями, чтобы коммуницировать, строить отношения и прочее. Я нахожусь в северной части Тегерана, богатой и гламурной, где исламские законы не всегда соблюдаются неукоснительно. При том километров за 30 отсюда уже есть деревни, где люди живут согласно вековым традиционным укладам.
Когда показывают фотографии иранских девушек в мини-юбках 1970-х гг. и сравнивают их с нынешними девушками в чадрах, это полная чушь — я уже не пытаюсь бороться с этим стереотипом. Девушек в мини-юбках в 1970-е было незначительное меньшинство, и жили они, скорее всего, в Тегеране. А большая часть страны так не жила — она жила абсолютно исламским образом. История о том, что была прекрасная светская страна, пришли исламисты и погрузили её в Средние века — это упрощение до искажения.
При шахе Иран был жёсткой диктатурой — это была однопартийная система с несвободными СМИ. А сейчас мы видим страну со сложной, многим непонятной, но явно не монолитной политической системой, где есть конкурентные выборы — и ты реально не знаешь, кто станет следующим президентом, кто будет сидеть в парламенте. При всех ограничениях, которые, безусловно, есть, Иран даже сложно назвать в полной мере авторитарным государством. Такой уникальной системы нет больше нигде.
Работа политическим аналитиком
Специалистов по Ирану раз, два и обчёлся — хороших ещё меньше. Коллеги в Российском совете по международным делам (РСМД) рассказывали, что, когда им нужно писать об Иране, это всегда головная боль: иранистов очень сложно найти, как будто их выжигали специально. Не столько даже специалистов, сколько людей, которые вообще им занимаются: Иран — одна из наиболее проблемных зон для аналитических центров.
Есть иранские кейсы, которые могут комментировать все подряд, особенно если следят за ситуацией в целом. Например, ядерная сделка (между Ираном и странами Евросоюза во главе с США) потому и важна, что имеет международное значение, и совсем необязательно быть специалистом по Ирану, чтобы давать по ней адекватную аналитику. Но что касается внутренней ситуации в республике — да и внешней, если рассматривать её глубже, — тут аналитиков, конечно, очень мало.
Наверняка есть страны, специалистов по которым ещё меньше. Если мы сейчас попытаемся найти такие, обязательно найдём. Вопрос в другом: за последние 15-20 лет Иран стал страной, которая очень часто возникает в новостях — и тенденция нарастает. Оказывается, что не самое популярное в плане подготовки специалистов направление оказывается очень востребованным. Аналитика нужна, а людей мало. Не говоря уже о том, что аналитики, как правило, не зарабатывают своим анализом: чаще всего для них это подработка для души.
Несбывшаяся магистратура и запуск СМИ об Иране
Я изучал арабский язык в РУДН, а по окончании университета просто не смог найти работу, связанную с языком. В то время в ВШЭ планировалось открытие двойной магистратуры, в России и Иордании — год здесь, год там. Но это должно было случиться через год — это время нужно было чем-то заниматься. Я устроился в интернет-издание газеты «Собеседник», но программа так и не открылась.
Можно было, конечно, пойти в другую магистратуру, но мне хотелось учиться и жить за границей. Я был подавлен, уволился из «Собеседника» — и в этот момент знакомая попросила меня посидеть на даче с котиком, пока её не будет. Неделю мы сидели с котом на даче, делать было нечего — я лазал по интернету и случайно наткнулся на набор в программу по персидскому языку в Российском новом университете.
Позвонил — меня взяли с ходу, потому что был недобор, и дальше я полгода учил персидский, потом отправился на 2 месяца в Иран. В Иране я сильно подтянул язык, и мне предложили работать в Культурном представительстве Исламской республики Иран в Москве.
Единственным источником информации о культуре и обществе Ирана на русском языке тогда был фэйсбук посла (предыдущего и нынешнего). Мы посмотрели семантику поисковых запросов — люди гуглят, ищут информацию об Иране. То есть ниша была не занята, и тогдашний глава культурного представительства предложил подумать над собственным СМИ. Так мы придумали проект «», главредом которого я был следующие 3 года.
На пике у нас было 3 человека в штате, 4 внешних обозревателя и 100 000 уникальных посетителей в месяц. Проблема заключалась в том, что большинство из этих посетителей — около 60% — были не из России. Аудитория прирастала со стороны стран СНГ: Азербайджан, Армения, Туркменистан, Узбекистан — Средняя Азия и Кавказ. Объяснить это просто: интерес к Ирану есть у стран либо граничащих с ним, либо культурно близких ему. В Таджикистане, к примеру, фактически говорят на том же языке.
А людям в России Иран не интересен. Не то чтобы они к нему плохо относятся, скорее, просто равнодушны.
Через некоторое время проект решили заморозить — в этот момент я и ушёл в ТАСС.
Работа в ТАСС
Я единственный на весь Иран корреспондент ТАСС. Моя задача в первую очередь журналистская — писать новости. Во вторую — делать интервью и прочие эксклюзивные вещи: репортажи, видео.
Специфика работы информационщика в том, что ты должен хорошо понимать, к чему кто что говорит. Новость, как правило, заключается в 3-4 цитатах какого-то спикера. Но ты должен понимать предысторию, к чему это говорится, вот что важно. Если брать, к примеру, нашумевшую ядерную сделку, только в ней уже десятки сюжетов: нужно все их вспомнить и быстро реагировать на то, что происходит в текущий момент — в этом основная сложность.
К Ирану приковано особое внимание, у меня не было ни одного дня, чтобы новостей не было вообще, и ни дня, чтобы была всего одна новость. Постоянно что-то происходит. Я комментирую политические события, связанные с Ираном, для Московского Центра Карнеги, РБК, «Известий», других медиа. И готовлю аналитику по Ирану для Российского совета по международным делам при МИДе. Плюс есть внутренняя аналитика ТАСС, которая идёт не на сайт агентства, а, скажем так, для госпользования.
О сходстве и различиях России и Ирана
На самом деле между Россией и Ираном не так много общего, хотя последние 200 лет у нас богатая история взаимоотношений. Страны находятся не так далеко друг от друга — значительную часть времени мы были пограничными государствами. Основным сближающим моментом между нами оказывается политика. Но несмотря на то, что в связи с политическим сближением некоторые утверждают, что мы очень похожи, это не так — социально, культурно, ментально мы далеки друг от друга.
В России интереса к Ирану, к его культуре, практически нет. Когда говорят о Востоке, вспоминают Турцию, Японию с Курилами, может, Тегеранскую конференцию 1943 года. Но, наверное, не все и сообразят, что она состоялась в Иране.
А в Иране наоборот: отношения с Россией здесь важная история. Они помнят, что Россия отняла у Ирана Армению с Грузией и Азербайджаном, советско-британскую оккупацию во время Второй мировой. Россия Ирану интересна в разных аспектах — и позитивных, и негативных. К примеру, самые популярные из иностранных писателей в Иране — российские: Радзинского продают на каждом шагу, не говоря уже о классике, Толстом, Достоевском.
Более того, в Иране есть вещи, которые пришли из России, стали здесь традиционными — в России они уже не воспроизводятся, а тут всё ещё есть! Например, культура чаепития с самоваром, которая перекочевала в середине XIX века. В Иране самовары продают на каждом шагу, они используются в семьях, в быту. Для нас самовар уже фольклорный артефакт.
Как учёба в Шанинке повлияла на профессиональный подход?
В Шанинке мне дали представление о том, как устроена мировая политология. Что ещё более важно, я поменял представление о том, что такое фундаментальная, глубинная работа с источниками информации. Например, если раньше я пытался разобраться в какой-то теме, чтобы, скажем, написать аналитическую статью, то сначала гуглил, смотрел сайты журналов типа Foreign Policy, Foreign Affairs и т.п.
Сейчас я начинаю со Scopus или JSTOR — банков научных журналов. Если по теме написана научная статья, это и есть глубинный взгляд. А то, что в журналах, должно идти как дополнение к нему.
Ещё у регионоведов, которые занимаются Ближним Востоком, есть убеждение, что теория — ерунда: для аналитики нужна практика, фактология. А теории эти все придумал Запад — на Ближнем Востоке (или в Китае, Индии) они не работают. В Шанинке это совсем не так: теория даёт инструментарий, который не только работает, но и помогает понять, что вообще происходит в регионе. Другое дело, что теорию надо адаптировать, потому что, если она создавалась на европейском материале, разумеется, это не всегда применимо в чистом виде в других геополитических реалиях.
[~DETAIL_TEXT] =>
Десятки лет со времени Исламской революции 1978 года Иран остаётся главным политическим пугалом западных демократий на Ближнем Востоке. Единственный корреспондент российского информационного агентства ТАСС в Иране Никита Смагин — выпускник программы «Международная политика» в Шанинке — рассказал, почему нынешний Иран демократичнее, чем монархический, и откуда в современных иранских семьях взялся русский самовар.
Главное, что меня привлекает и поражает в Иране: эта страна слишком многослойная — именно так, слишком. Столько вещей, которые противоречат друг другу, кажутся невозможными, здесь сочетаются.
Иран — первая в мире страна по количеству пользователей Telegram. Седьмая — по количеству пользователей инстаграма: это столько же, сколько в России, но население России в 2 раза больше — пропорциональная разница. Большая часть людей пользуется этими приложениями, чтобы коммуницировать, строить отношения и прочее. Я нахожусь в северной части Тегерана, богатой и гламурной, где исламские законы не всегда соблюдаются неукоснительно. При том километров за 30 отсюда уже есть деревни, где люди живут согласно вековым традиционным укладам.
Когда показывают фотографии иранских девушек в мини-юбках 1970-х гг. и сравнивают их с нынешними девушками в чадрах, это полная чушь — я уже не пытаюсь бороться с этим стереотипом. Девушек в мини-юбках в 1970-е было незначительное меньшинство, и жили они, скорее всего, в Тегеране. А большая часть страны так не жила — она жила абсолютно исламским образом. История о том, что была прекрасная светская страна, пришли исламисты и погрузили её в Средние века — это упрощение до искажения.
При шахе Иран был жёсткой диктатурой — это была однопартийная система с несвободными СМИ. А сейчас мы видим страну со сложной, многим непонятной, но явно не монолитной политической системой, где есть конкурентные выборы — и ты реально не знаешь, кто станет следующим президентом, кто будет сидеть в парламенте. При всех ограничениях, которые, безусловно, есть, Иран даже сложно назвать в полной мере авторитарным государством. Такой уникальной системы нет больше нигде.
Работа политическим аналитиком
Специалистов по Ирану раз, два и обчёлся — хороших ещё меньше. Коллеги в Российском совете по международным делам (РСМД) рассказывали, что, когда им нужно писать об Иране, это всегда головная боль: иранистов очень сложно найти, как будто их выжигали специально. Не столько даже специалистов, сколько людей, которые вообще им занимаются: Иран — одна из наиболее проблемных зон для аналитических центров.
Есть иранские кейсы, которые могут комментировать все подряд, особенно если следят за ситуацией в целом. Например, ядерная сделка (между Ираном и странами Евросоюза во главе с США) потому и важна, что имеет международное значение, и совсем необязательно быть специалистом по Ирану, чтобы давать по ней адекватную аналитику. Но что касается внутренней ситуации в республике — да и внешней, если рассматривать её глубже, — тут аналитиков, конечно, очень мало.
Наверняка есть страны, специалистов по которым ещё меньше. Если мы сейчас попытаемся найти такие, обязательно найдём. Вопрос в другом: за последние 15-20 лет Иран стал страной, которая очень часто возникает в новостях — и тенденция нарастает. Оказывается, что не самое популярное в плане подготовки специалистов направление оказывается очень востребованным. Аналитика нужна, а людей мало. Не говоря уже о том, что аналитики, как правило, не зарабатывают своим анализом: чаще всего для них это подработка для души.
Несбывшаяся магистратура и запуск СМИ об Иране
Я изучал арабский язык в РУДН, а по окончании университета просто не смог найти работу, связанную с языком. В то время в ВШЭ планировалось открытие двойной магистратуры, в России и Иордании — год здесь, год там. Но это должно было случиться через год — это время нужно было чем-то заниматься. Я устроился в интернет-издание газеты «Собеседник», но программа так и не открылась.
Можно было, конечно, пойти в другую магистратуру, но мне хотелось учиться и жить за границей. Я был подавлен, уволился из «Собеседника» — и в этот момент знакомая попросила меня посидеть на даче с котиком, пока её не будет. Неделю мы сидели с котом на даче, делать было нечего — я лазал по интернету и случайно наткнулся на набор в программу по персидскому языку в Российском новом университете.
Позвонил — меня взяли с ходу, потому что был недобор, и дальше я полгода учил персидский, потом отправился на 2 месяца в Иран. В Иране я сильно подтянул язык, и мне предложили работать в Культурном представительстве Исламской республики Иран в Москве.
Единственным источником информации о культуре и обществе Ирана на русском языке тогда был фэйсбук посла (предыдущего и нынешнего). Мы посмотрели семантику поисковых запросов — люди гуглят, ищут информацию об Иране. То есть ниша была не занята, и тогдашний глава культурного представительства предложил подумать над собственным СМИ. Так мы придумали проект «», главредом которого я был следующие 3 года.
На пике у нас было 3 человека в штате, 4 внешних обозревателя и 100 000 уникальных посетителей в месяц. Проблема заключалась в том, что большинство из этих посетителей — около 60% — были не из России. Аудитория прирастала со стороны стран СНГ: Азербайджан, Армения, Туркменистан, Узбекистан — Средняя Азия и Кавказ. Объяснить это просто: интерес к Ирану есть у стран либо граничащих с ним, либо культурно близких ему. В Таджикистане, к примеру, фактически говорят на том же языке.
А людям в России Иран не интересен. Не то чтобы они к нему плохо относятся, скорее, просто равнодушны.
Через некоторое время проект решили заморозить — в этот момент я и ушёл в ТАСС.
Работа в ТАСС
Я единственный на весь Иран корреспондент ТАСС. Моя задача в первую очередь журналистская — писать новости. Во вторую — делать интервью и прочие эксклюзивные вещи: репортажи, видео.
Специфика работы информационщика в том, что ты должен хорошо понимать, к чему кто что говорит. Новость, как правило, заключается в 3-4 цитатах какого-то спикера. Но ты должен понимать предысторию, к чему это говорится, вот что важно. Если брать, к примеру, нашумевшую ядерную сделку, только в ней уже десятки сюжетов: нужно все их вспомнить и быстро реагировать на то, что происходит в текущий момент — в этом основная сложность.
К Ирану приковано особое внимание, у меня не было ни одного дня, чтобы новостей не было вообще, и ни дня, чтобы была всего одна новость. Постоянно что-то происходит. Я комментирую политические события, связанные с Ираном, для Московского Центра Карнеги, РБК, «Известий», других медиа. И готовлю аналитику по Ирану для Российского совета по международным делам при МИДе. Плюс есть внутренняя аналитика ТАСС, которая идёт не на сайт агентства, а, скажем так, для госпользования.
О сходстве и различиях России и Ирана
На самом деле между Россией и Ираном не так много общего, хотя последние 200 лет у нас богатая история взаимоотношений. Страны находятся не так далеко друг от друга — значительную часть времени мы были пограничными государствами. Основным сближающим моментом между нами оказывается политика. Но несмотря на то, что в связи с политическим сближением некоторые утверждают, что мы очень похожи, это не так — социально, культурно, ментально мы далеки друг от друга.
В России интереса к Ирану, к его культуре, практически нет. Когда говорят о Востоке, вспоминают Турцию, Японию с Курилами, может, Тегеранскую конференцию 1943 года. Но, наверное, не все и сообразят, что она состоялась в Иране.
А в Иране наоборот: отношения с Россией здесь важная история. Они помнят, что Россия отняла у Ирана Армению с Грузией и Азербайджаном, советско-британскую оккупацию во время Второй мировой. Россия Ирану интересна в разных аспектах — и позитивных, и негативных. К примеру, самые популярные из иностранных писателей в Иране — российские: Радзинского продают на каждом шагу, не говоря уже о классике, Толстом, Достоевском.
Более того, в Иране есть вещи, которые пришли из России, стали здесь традиционными — в России они уже не воспроизводятся, а тут всё ещё есть! Например, культура чаепития с самоваром, которая перекочевала в середине XIX века. В Иране самовары продают на каждом шагу, они используются в семьях, в быту. Для нас самовар уже фольклорный артефакт.
Как учёба в Шанинке повлияла на профессиональный подход?
В Шанинке мне дали представление о том, как устроена мировая политология. Что ещё более важно, я поменял представление о том, что такое фундаментальная, глубинная работа с источниками информации. Например, если раньше я пытался разобраться в какой-то теме, чтобы, скажем, написать аналитическую статью, то сначала гуглил, смотрел сайты журналов типа Foreign Policy, Foreign Affairs и т.п.
Сейчас я начинаю со Scopus или JSTOR — банков научных журналов. Если по теме написана научная статья, это и есть глубинный взгляд. А то, что в журналах, должно идти как дополнение к нему.
Ещё у регионоведов, которые занимаются Ближним Востоком, есть убеждение, что теория — ерунда: для аналитики нужна практика, фактология. А теории эти все придумал Запад — на Ближнем Востоке (или в Китае, Индии) они не работают. В Шанинке это совсем не так: теория даёт инструментарий, который не только работает, но и помогает понять, что вообще происходит в регионе. Другое дело, что теорию надо адаптировать, потому что, если она создавалась на европейском материале, разумеется, это не всегда применимо в чистом виде в других геополитических реалиях.
Приглашаем абитуриентов на день открытых дверей факультета политических наук, который состоится в Шанинке на Газетном 16 июля.
Программы факультета:
Международная политика
Основной задачей программы Political Science and International Relations является подготовка профессиональных политологов-международников и специалистов в области современной глобальной политики в соответствии с лучшими мировыми стандартами по программам, валидированным Университетом Манчестера.
Политическая философия
Первая в России программа по политической философии. Она уникальна тем, что даёт комплексное понимание политики за счёт сочетания нескольких дисциплин: философии, истории, социологии и политической науки.
На дне открытых дверей вы узнаете:
- чем российская магистратура отличается от британской
- что изучают и кто преподает в магистратуре Шанинки
- какие перспективы открываются перед выпускниками
- что такое шанинское сообщество
Также вы узнаете о формате вступительных испытаний, о подготовке к экзаменам и о том, какие документы потребуются для поступления. На ваши вопросы ответят руководители программ.
Время проведения: 16 июля, 19:00
Место проведения: Газетный переулок, 3-5, 5 этаж, ауд. 508
[~DETAIL_TEXT] =>
Приглашаем абитуриентов на день открытых дверей факультета политических наук, который состоится в Шанинке на Газетном 16 июля.
Программы факультета:
Международная политика
Основной задачей программы Political Science and International Relations является подготовка профессиональных политологов-международников и специалистов в области современной глобальной политики в соответствии с лучшими мировыми стандартами по программам, валидированным Университетом Манчестера.
Политическая философия
Первая в России программа по политической философии. Она уникальна тем, что даёт комплексное понимание политики за счёт сочетания нескольких дисциплин: философии, истории, социологии и политической науки.
На дне открытых дверей вы узнаете:
- чем российская магистратура отличается от британской
- что изучают и кто преподает в магистратуре Шанинки
- какие перспективы открываются перед выпускниками
- что такое шанинское сообщество
Также вы узнаете о формате вступительных испытаний, о подготовке к экзаменам и о том, какие документы потребуются для поступления. На ваши вопросы ответят руководители программ.
Время проведения: 16 июля, 19:00
Место проведения: Газетный переулок, 3-5, 5 этаж, ауд. 508
20 июня в рамках регулярного семинара "Политика идентичности" Ксения Зайка выступит с докладом "Иммиграционная политика Канады и факторы, влияющие на интеграцию иммигрантов".
Если в первом десятилетии XXI века иммиграционная политика Канады, направленная на привлечение высокопрофессиональных иностранных специалистов, была сопоставима с австралийской системой, то с приходом к власти Джастина Трюдо ситуация изменилась. Приоритеты сместились, с одной стороны, в гуманитарную плоскость, а с другой стороны – расширились программы для менее квалифицированных иммигрантов. Сегодня иммиграционная политика страны сильно отличается от провинции к провинции и зависит от локальной системы «разделения труда».
В своем выступлении докладчик рассмотрит, как последние изменения в канадской иммиграционной политике сказываются на программах интеграции иммигрантов, и обозначит факторы, способствующие такого рода интеграции. Кто более успешен – иммигранты из России с высшим инженерным образованием или выходцы с Филиппин, имеющие на руках сертификат об окончании средней школы? Общая тенденция заключается в том, что канадские работодатели делают ставку на «навыки межличностного общения» (soft skills). Это полностью соответствует скрытому характеру рынка профессионального труда во многих регионах страны.
Ксения Зайка – кандидат политических наук, научный сотрудник кафедры Native Studies Университета Манитобы. Сфера ее научных интересов – история Канады, современная интеграционная политика в Канаде.
Время проведения: 20 июня, 19:00
Место проведения: Газетный переулок, 3-5, ауд. 514
Необходима предварительная регистрация.
[~DETAIL_TEXT] =>
20 июня в рамках регулярного семинара "Политика идентичности" Ксения Зайка выступит с докладом "Иммиграционная политика Канады и факторы, влияющие на интеграцию иммигрантов".
Если в первом десятилетии XXI века иммиграционная политика Канады, направленная на привлечение высокопрофессиональных иностранных специалистов, была сопоставима с австралийской системой, то с приходом к власти Джастина Трюдо ситуация изменилась. Приоритеты сместились, с одной стороны, в гуманитарную плоскость, а с другой стороны – расширились программы для менее квалифицированных иммигрантов. Сегодня иммиграционная политика страны сильно отличается от провинции к провинции и зависит от локальной системы «разделения труда».
В своем выступлении докладчик рассмотрит, как последние изменения в канадской иммиграционной политике сказываются на программах интеграции иммигрантов, и обозначит факторы, способствующие такого рода интеграции. Кто более успешен – иммигранты из России с высшим инженерным образованием или выходцы с Филиппин, имеющие на руках сертификат об окончании средней школы? Общая тенденция заключается в том, что канадские работодатели делают ставку на «навыки межличностного общения» (soft skills). Это полностью соответствует скрытому характеру рынка профессионального труда во многих регионах страны.
Ксения Зайка – кандидат политических наук, научный сотрудник кафедры Native Studies Университета Манитобы. Сфера ее научных интересов – история Канады, современная интеграционная политика в Канаде.
Время проведения: 20 июня, 19:00
Место проведения: Газетный переулок, 3-5, ауд. 514
Создание сайт