Интервью с Евгенией Вежлян о современной поэзии

Интервью с Евгенией Вежлян о современной поэзии

Этой зимой Шанинка и Школа литературных практик проводит онлайн-программу «Современная поэзия». Во время обучения студенты научатся читать современные поэтические тексты, ориентироваться в поэтических традициях, на которые опираются современные авторы, а также попробуют писать самостоятельно с помощью внимательного и бережного тьюторинга. 

Мы поговорили с Евгенией Вежлян, преподавательницей курса по анализу современного поэтического текста в рамках программы, чтобы узнать, почему чтение поэзии похоже на чтение академических текстов и чего стоит ожидать от современной поэзии. 

Евгения Вежлян
Евгения Вежлян
Поэт, литературный критик, социолог литературы, MA Sociology. Со-куратор Школы современных литературных практик

Ваш курс связан с умением читать поэтический текст. Чем чтение поэтического текста отличается от чтения прозы или академического текста (что более привычно и знакомо для Шанинки)? 

Я думаю, что чтение поэтического текста ближе к чтению академического текста, чем к чтению беллетристики. Беллетристический текст предназначен для создания определенной картины художественного мира (сеттинга), трансляции тех событий, которые в этом мире происходят и связанных с ними идей. Можно сказать, что беллетристические тексты не сосредоточены на значении каждого микроэлемента, на значение каждого слова. Они сосредоточены на смысловой структуре, на собственном языке. Когда мы читаем, мы тут же вступаем в некоторую коммуникацию с такими текстами, в частности, с мыслями автора, теми представлениями, с той картиной мира и образами, которые эти тексты передают. Сложность здесь заключается в том, чтобы интерпретировать это, чтобы встроить это в некоторый контекст и так далее. 

Что же касается поэтического текста и его устройства - все иначе.  Юрий Тынянов писал о законе единства и тесноты стихового ряда. Продолжая эту мысль, можно сказать, что в поэтическом тексте важно не линейное развертывание, а так называемая парадигматическая связанность, то есть смысловая плотность. Эта плотность так велика, что нагрузка ложится на каждый элемент. Нет вообще ничего неважного: любые точки, запятые, либо отсутствие оных, большие или маленькие буквы, каждое слово в отдельности нуждается в нашем внимании. 

Слова приобретают внутри поэтического текста свои собственные значения, свои собственные смыслы, которых нет в словаре или еще где-либо. Они есть только в этом поэтическом тексте. Соответственно, образуется некий особый язык, некая особая система понятий. 

Многие во время чтения требуют от стихов того же, чего они хотят от условной беллетристики (подчеркиваю – условной, это рабочее обобщение, все не так бинарно, как нам хочется). В таком случае у человека возникает странное ощущение, что он ничего не понимает. Что тут написано? А зачем это? А нельзя попроще? Если взять любые поэтические тексты и отнестись к ним, как к беллетристике, то возникает читательский блок , потому что там совершенно нет того, что ты там ожидаешь понять и увидеть. Там есть совершенно другие элементы, совершенно другая динамика семантики каждого элемента. 

Первый шаг, который специфицирует чтение поэтического текста: мы должны понять, на что смотреть. Примерно так же в Шанинке читают теоретические тексты. В какой-то степени любой поэтический текст – теоретический. Про связь, в частности, поэзии и философии написаны горы работ. Можно вспомнить Алена Бадью, его "Век поэтов" и мысль о том, что когда философия сбрасывает с себя свои полномочия, эту роль на себя берет поэзия. 

Курс посвящен современной поэзии, при этом много внимания будет уделено поэзии прошлого века. В каких отношениях современная поэзия находится с традицией? 

Тот же Тынянов говорил, что никакого линейного развития в литературе, конечно, нет. Что такое традиция – не совсем понятно. Всегда на некотором этапе происходит конструирование традиционного, то есть, некоторое назначение одной линии традиционалистской, а другой линии – инновативной. Иногда бывает, что эта инновативная линия была традиционалистской в своей предыдущей реинкарнации.

Традиционализм – это некоторая конструкция, которая рождается в ходе литературной борьбы, равно как и инновация. В то же самое время традиция как некоторая культурная память, которую передают друг другу поэтические сообщества обязательно существует, и вне ее мы просто не можем понять происходящее в поэзии сейчас. Поэтому мне кажется, таких противопоставлений уже нет. Сейчас есть разные выборы разных традиций разными сообществами. 

Когда зарождалось поле постсоветской литературы, той инерцией традиции, с которой боролись, от которой старались уйти и оттолкнуться, была, конечно, советская поэзия. Соответственно, инновативная поэзия шла по стопам неподцензурной поэзии советского периода и объявляла себя ее наследницей. 

Прошлым веком мы считаем XX век, но иногда мне кажется, что поэзия XVIII века местами звучит более соприродно тому, что нам сейчас нужно. Если говорить метафорически, то мы сейчас настолько запутались и настолько не уверены в полученных ранее ответах на какие-то главные, в том числе, онтологические вопросы, что эпоха XVIII века с ее аналогичными сомнениями и запутанностью может оказаться для нас более актуальной, чем, например, XIX век. 

Поговорим немного о том, что, как вы сказали, нам сейчас нужно. Что происходит в поэзии последний год? 

Недавно мы с группой Метажурнала провели встречу по антологии “Поэзия последнего времени” и другим антологиям той же тематики. Там было высказано довольно много разных мыслей. Безусловно, поэзия не может не реагировать на происходящее.
Мне нравится мысль, которую мне в интервью высказал основатель магазина "Бабель" в Тель-Авиве Евгений Коган. Он сказал, что люди выражают свое отношение к происходящему, свои чувства относительно происходящего так, как они умеют это делать. Есть люди, которые умеют делать это в стихах. В этом, как мне кажется, сейчас основной смысл публикации такого рода поэзии.

Приобретает ли сейчас поэзия некие новые качества? Рождается ли новый язык? Говорить об этом пока рано. Используются те ресурсы поэтического слова, которые уже были накоплены. Да, для сегодняшней ситуаций они переосмысливаются. Мы живем в другом мире, в другой ситуации, поэтому те средства, которые у нас есть, мы преобразуем. 

Можем ли мы предъявлять какие-то моральные претензии такой поэзии? Мне кажется, это не будет правильно. Бывают стихи явно конъюнктурные, но они и плохие, как правило, поэтому мы их не рассматриваем. Все же остальное – это некоторый продукт, я бы сказала, определенной экспрессии. После Первой мировой войны был очень силен экспрессионизм, рождался новый экспрессивный язык. И вот сейчас присутствует некоторая экспрессия, высказывание того, что нельзя или невозможно высказать. Но может ли это высказывание что-то изменить? Если оно что-то изменит, то оно что-то изменит. Если я пишу и не могу ничего изменить, значит, я не могу. Поэзия нужна не за этим… 

Подать заявку на программу можно до 28 января включительно:

1574