«Как двум незнакомым людям встретиться в незнакомом городе — это экономическая задача»

«Как двум незнакомым людям встретиться в незнакомом городе — это экономическая задача»

На улице сейчас дождь, и таксисты, несмотря на карантин, будут работать в среднем меньше, чем в солнечный день. Хотя и спрос, и ставка сегодня будут выше. А почему так? Вроде бы они могут заработать больше денег за то же время. Но они быстрее достигают психологического лимита, который у них есть. Скажем, они хотят заработать 5 тысяч в день. И эта сумма оказывается важнее, чем время работы: как только таксисты её достигают, они хотят закончить работу и поехать домой. А если наиболее оптимальное поведение в этой ситуации проектировала бы машина, она решила бы, что сегодня надо поработать подольше, чтобы завтра уже отдохнуть.
Михаил Зельдин
Мы беседуем с Михаилом в самый разгар коронакризиса

— Ты 3 года работал в краудфандинговой платформе Boomstarter с момента её запуска, когда понятие краудфандинг звучало как заклинание из Гарри Поттера. Искал идеи креативных проектов и стартапы, которым нужно финансирование. Как крауд-продюсеру найти перспективный стартап? Как встретиться крауд-инвесторам и хорошей идее без денег? Как ты их искал и знакомил?

Самое простое — это, конечно, смотреть, какие краудфандинг-проекты успешны на Западе и искать что-то подобное здесь. Они, как правило, универсальны: например, настолки очень успешны в краудфандинге, авторское кино. В России заметно выделяется издание книг с помощью крауд-инвестиций. Определяешь тематику и начинаешь буквально вручную рыть интернет: допустим, настолки — какие есть по ним форумы, кто там лидеры мнений, кто кажется перспективным, пишешь им.

На тот момент ещё мало кто понимал, что такое краудфандинг — только в последние пару лет само слово научились писать без ошибок. А тогда приходилось доказывать, что это не мошенничество, не условный «МММ».

— А для кого краудфандинг работает успешнее, для организаций или отдельных авторов? Например, понятно, когда какой-то социальный проект или культурная площадка ищет финансирование на свой проект. У них уже есть своя аудитория, которой они близки, есть понятные компетенции, потому что в штате работают профессионалы. Зачем людям скидываться своими деньгами на изобретение какого-то Самоделкина?

Это очень эмоциональное решение — его нельзя объяснить только выгодой или другой рациональной моделью. Например, есть такой фрегат «Штандарт», который иногда заходит в Петербург, — его команда собирала на Boomstarter на новые паруса. Кому вот надо скидываться на парус какому-то допотопному кораблю, реплике петровских времён, который всё время неизвестно где плавает?! Но нет, для людей важна такая сказка, она делает мир в их глазах чуть теплее и лучше.

Или, например, Александр Семёнов — российский Жак-Ив Кусто, который ездит по всему миру с экспедициями Aquatilis и изучает глубоководных существ. Они — на минуточку — составляют 80% живого мира, а изучены дай бог на четверть.

Через мои руки прошли тысячи таких проектов! Я видел, как они начинались и к чему приходили в итоге.
Проекты, которые я консультировал, собрали — не только на Boomstarter — больше 100 млн. рублей
Моя версия, почему такие проекты финансируются, это, во-первых, ценностное содержание, которое перекликается с потенциальными инвесторами. Во-вторых, некоторый инфоповод — людям нравится думать, что они узнали о проекте одними из первых, как говорится, до того как это стало мэйнстримом. В-третьих, и это немаловажно, возможность участвовать в чём-то хорошем, менять мир к лучшему. Краудфандинг — простой способ делать это вместе. Ну и, конечно, вознаграждение за свои взносы. Если ты скинулся на какой-нибудь гаджет, тебе важно получить его одним из первых. Мне сейчас должны прийти суперкрутые наушники с Kickstarter, которые я профинансировал год назад.

Но сегодня уже и крупные корпорации типа Xiaomi или Sony используют краудфандинг. Для них это проверка спроса на продукт, который они собираются выпустить на рынок.

— А что происходит, когда ты находишь интересный проект? Твоя роль крауд-продюсера в чём заключалась? Это были консультации технического характера: как разместиться на платформе? Или стратегические вещи вроде позиционирования, продвижения, пиара?

Второе в большей степени. Позже с одним из коллег по Boomstarter мы даже открыли агентство Crowdhunters, чтобы консультировать самих авторов проектов, которые размещаются на крауд-платформах. Там маркетинговые задачи прорабатывались десятками. Я сводил авторов с медиаресурсами, с инфлюэнсерами, сам ездил на рекламные съёмки, помогал с позиционированием и стратегией.

Ребята потом придумали термин крауд-продюсер, потому что это действительно ближе к продюсированию.

— Что подталкивает человека на этом этапе, когда он, по сути, сформировал какую-то рыночную нишу и имеет в ней репутацию евангелиста, снова идти учиться? В какой момент его посещает мысль, что всё хорошо — не хватает только магистратуры по поведенческой экономике?

После бакалавриата я, честно говоря, думал, что образования с меня хватит. Но после Boomstarter на полгода уехал в Технион, учиться проджект-менеджменту в Израиле. Ещё через год, когда с партнёром мы развивали достаточно востребованный видеопродакшн — запускали ютуб-проекты, снимали контент и рекламу для телеканалов — я решил пойти в магистратуру.

Трудно сказать — может, это как-то связано с тем, что обе моих бабушки — доктора наук, и у меня всегда было представление, что полноценное высшее образование с магистратурой является карьерным преимуществом. Ну и интеллектуальный вызов, это интересно.

Поэтому я выбирал сразу среди сильных вузов — тех, у кого есть такая репутация. Сначала думал поступать на «Политологию», но по иронии судьбы именно политика и помешала мне сразу поступить в Шанинку.

— ???

В Москве тогда шли выборы в муниципальные советы. И я решил, что участие в выборах как опыт будет для меня важнее, чем поступление в вуз. Мне хотелось собрать независимую команду в своём районе, как-то объединить людей, собрать штаб. В итоге я, правда, баллотировался как самовыдвиженец — организовать людей не получилось, я понял, что надо идти самому.
Поэтому в тот год поступление я прошляпил. Зато хорошо подготовился на следующий — и в этот раз решил идти на «Поведенческую экономику». Одновременно готовиться к экзаменам и работать было тяжело. В итоге у меня был высокий балл по психологии и низкий — по экономике. То есть по факту я не прошёл.
Но недели через две, когда уже думал, что всё, мне звонят из Шанинки и спрашивают: «А не хотите ли вы у нас учиться?». Я говорю, что хочу, конечно, но я же не прошёл! И мне отвечают: «По конкурсу не проходите, но у нас есть 2 дополнительных места».

— Как выглядят занятия поведенческих экономистов в Шанинке? Поведенческая экономика ассоциируется с какими-то психологическими трюками, которые маркетологи ненавязчиво используют, чтобы сформировать у людей потребительские стратегии. В этом смысле интересно, как устроено обучение поведенческих экономистов. Неужели это простое высиживание в аудитории с тетрадкой или ноутбуком?

Не знаю, существуют ли вообще занятия по практической поведенческой экономике. Её можно понимать очень узко — и в университетах такое тоже встречается — как часть общего курса экономики, где разбираются некоторые случаи экономического поведения, последовательность решений и мотиваций в которых можно зафиксировать — и объяснить, почему люди ведут себя именно так.

У нас такая программа, где большинство предметов по психологии преподаются в Шанинке, в формате, рассчитанном на психологов-практиков. А второй блок — это экономика продвинутого уровня, которая позволяет понимать модели, которыми оперируют экономисты, когда пишут свои статьи по поведенческой экономике. Его даёт РАНХиГС.
Экономика изучает не только финансовые процессы или рынки. Но и, например, проблемы принятия решений. Как люди принимают решения, как их предсказывать и объяснять? Как наука, которая стремится к точности, экономика строит модели принятия решений с использованием математического языка. Если открыть важные статьи по поведенческой экономике, в них будут формулы.
Например, одна из основных теорий в поведенческой экономике — теория перспектив. Она показывает, что принятие решений человеком зависит от того, насколько ценной ему кажется выгода с учётом её вероятности. Наша когнитивная система работает не как компьютер — в каких-то ситуациях нас это выручает, а в каких-то, наоборот, мешает. Именно это и представляет интерес для экономиста: регулярные, системные паттерны поведения можно использовать при его прогнозировании.

Любое принятие решений может являться задачей для экономиста. Например, как двум незнакомым людям встретиться в незнакомом городе, не имея между собой никакой связи. Это экономическая задача! И чтобы найти для неё решение, нужно прибегнуть к объяснениям, которые даёт психология.

В каждом семестре есть научно-практические занятия, которые помогают подготовиться к магистерской диссертации. Например, был очень хороший курс «Методология психологических исследований» о том, как нужно проводить эти исследования, количественных и качественных методах, чем наука отличается от не-науки, в чём проблемы психологии как науки и т.д.

Магистерская всегда основывается на каком-то исследовании, будь то полевое наблюдение или анализ существующих данных. На нашем курсе ребята анализировали, например, поведение таксистов, потребителей банковских услуг и топ-менеджеров. В моём случае это психология предпринимательства. С осени практически всё, что я делаю в Шанинке, так или иначе связано с этой темой.

— Вот ты пишешь работу по психологии предпринимательства и говоришь, что там обязательно должно быть исследование. В чём заключается твоё исследование?

Когда пытаешься описать какое-то экономическое поведение, далеко не всегда можно обойтись уже существующими моделями. Приходится прибегать к другим интерпретациям причинно-следственных связей. В конце концов это приводит к разным психологическим теориям, описывающим данное поведение или феномен.

Поэтому неудивительно, что основатели современной поведенческой экономики — психологи, а заметная часть ведущих экономистов обладают психологическим образованием или работают в связке с психологами. И это одно из преимуществ программы в Шанинке — у нас есть возможность разобрать экономические явления с точки зрения когнитивной психологии.
Одна из самых приятных вещей в краудфандинге — то, что ты общаешься с прослойкой наиболее креативных, созидательных людей страны. Этот опыт тебя сильно подсаживает, его потом сложно заменить.
Я исследую поведенческие факторы, которые предшествуют решению человека стать предпринимателем — предикты интенции. В теории предпринимателем может стать вообще любой — более или менее успешно. Можно стать предпринимателем вынужденно. Или получить бизнес в наследство. А я изучаю психологические факторы, которые лежат в основе предпринимательского поведения.

Например, предпринимателям свойственна высокая самоуверенность в отличие от рядовых сотрудников. Потому что им надо принимать рискованные решения, а для этого — быть готовым двигаться вперёд, несмотря на потенциальные неудачи.

— А как ты это выясняешь? У тебя есть полевой этап в исследовании?

Смотрю на действующих предпринимателей, не-предпринимателей и студентов программ, связанных с бизнесом. Психология бизнеса, MBA — подобные программы. Сейчас в моём исследовании участвует почти 500 человек — это аудитория, которую мне удалось привлечь с помощью деловых сообществ и СМИ. Я просил, например, Rusbase — одно из ведущих российских деловых изданий — чтобы они добавили мой опрос в рассылку. Фонд развития интернет-инициатив добавлял его в рассылку, Институт бизнеса и делового администрирования РАНХиГС. Я анкетировал целевую аудиторию на разных деловых мероприятиях — на форуме финансовых инноваций FinNext, например.


— Метрику для анализа ты разрабатывал сам?

Все психологические метрики, которые я использую в исследовании, уже были где-то опробованы и валидированы. А вот их сочетание и общая методология у меня достаточно оригинальные. Обычно исследования в этой теме бывают попроще и поменьше в масштабах.

Например, на основе данных анкетирования я определяю, какой степенью иллюзии контроля обладает тот или иной предприниматель. В моём случае это именно предпринимательская характеристика, когда человек думает, что может контролировать события, которые от него не зависят. «Несмотря на то, что большинство людей провалится на этом проекте, именно я сделаю его успешным!».

Я смотрю, как отличаются эти характеристики у разных типов предпринимателей, сравниваю предпринимателей со студентами, которые готовятся ими стать, и не-предпринимателями. А результатом должна стать методика консультирования или разработка образовательного модуля для программ подготовки бизнесменов.

— Для этого ты ездил в летнюю школу по поведенческой экономике в Праге?

Нет, это был грант — подарочек от Шанинки. Prague Summer School проводится уже 15 лет при поддержке местного муниципалитета и чешских общественных деятелей. У них ряд программ, иногда они меняются, одна из них как раз поведенческая экономика. И каждый поток на нашей программе в Шанинке участвует в этой летней школе.

Нужно было подать заявку, приложить мотивационное письмо и резюме. У меня в группе на тот момент было всего 8 человек, половина из них — все, кто подавался — отправились в Prague Summer School. Нам даже перенесли пораньше экзамены на курсе.

— И как была организована летняя школа по поведенческой экономике? Что вам преподавали?

В целом она занимает неделю — занятия идут очень интенсивно, по 4 — 6 пар в день. Нас расселили по отелям в хорошем спальном районе Праги. У школы было несколько площадок — различные общественные центры в округе, которые предоставили свои помещения. И каждая группа занималась на своей площадке, но иногда мы пересекались на общих занятиях.

Было около 9 лекторов — преподаватели чешских, голландских, немецких университетов — у каждого своя специфика, исходя из которой они и объясняли какие-то явления в поведенческой экономике. Один рассказывал о биологических факторах поведения и эволюционной психологии. Другой — о том, как поведенческая экономика используется в политике. И какие-то практические подходы — использование поведенческой экономики в организационном консультировании, например.

В ЕС, Северной Америке, Южной Корее, Сингапуре поведенческие науки — уже традиционный элемент организационных решений и социальной политики вообще. В России этим пока пользуются мало — эта область у нас только формируется. Есть всего 3 программы, которые всерьёз занимаются поведенческой экономикой: в ВШЭ, МГУ и Шанинке. И всем им меньше 5 лет. Три самых известных поведенческих экономиста — Даниел Канеман, Роберт Шиллер и Ричард Талер — получили свои нобелевские премии в 2002 и 2017 году соответственно. Так что у нас ещё всё впереди!

Вас могут заинтересовать программы:

4263